Однажды, идя по коридору в Палате, я встретила Сусанну, с которой вместе училась в МГУ. Оказалось, что она работает в отделе периодики на третьем этаже. Каждый день она проходит по этому коридору и утром, идя на работу, и вечером, возвращаясь с работы, а встретились мы только сегодня, хотя уже год работаем в одном учреждении. Я училась на одном курсе не с Сусанной, а с ее сестрой Надей, она была на два года, и соответственно, на два курса старше Сусанны. Надя ужасно важничала, была прямо надута важностью, как индюк. И мы с моей главной подругой студенческих лет Ритой называли ее индюшка, за глаза иначе не называли. А Сусанна была милая и скромная девушка и нравилась нам. Я была рада встретить в Палате знакомого человека. Сусанна иногда подходила ко мне поболтать. Это заметила Лика и сказала мне, что с Сусанной дружить нельзя и разговаривать с ней нужно осторожно, потому что она стукачка. Я не поверила и рассказала Сусанне, что слышала, что она стукачка. Сусанна спросила, кто мне сказал. Я сказала, что неважно кто, потому что я не поверила. Если бы поверила, то ей бы не рассказала. Сусанна сказала, что она думает, что мне это сказала Лика. Я спросила, почему. Она объяснила, что мне это сказал человек, который ко мне хорошо относится, сказал, чтобы меня предостеречь, поэтому она думает, что это была Лика. Я сказала, что Лика не единственный человек в Палате, который ко мне хорошо относится. Сусанна продолжала меня допрашивать, хотела, чтобы я непременно назвала того, кто мне это сказал. Она была так настойчива, что я подумала, может, Лика сказала правду. Сусанна не была похожа на стукачку, я человек сталинской школы, и у меня нюх на стукачей. ( Collapse )
Дорогие мои, мне прочли ваши комментарии к предыдущему посту (про инфаркт). Большое вам за них спасибо. Вы ко мне бесконечно добры и снисходительны. Ваша доброта и поддержка не дают мне уйти, перешагнуть порог. Если бы не это, я бы давно ушла, в конце 2010 года. Но не могу с вами расстаться, хочется вам много ещё чего рассказать. Пока вам интересно, я буду продолжать рассказывать, ну вот сколько хватит сил. Спасибо вам.
В девятом классе Лена стала барышней, и я считала, что ее нужно хорошо одевать, для девушки это очень важно. Ленин гардероб стал буквально моей сверхценной идеей, я ей все время что-нибудь покупала. Игорь говорил: «Может быть, ты остановишься, и мы для разнообразия купим что-нибудь для тебя? Лена тебе ни разу спасибо не сказала. Либо ей не нравится то, что ты ей покупаешь, либо она не придает этому значения». Но я не могла остановиться. Как-то после работы я зашла в комиссионку и увидела там черную смушковую шубу, почти каракулевую, и сравнительно недорого. Конечно, у меня не было с собой денег на шубу. Но магазин уже закрывался. И я пришла домой, достала все деньги, что были у нас, взяла у мамы все, что у нее было, недостающее одолжила у соседей до завтра. Назавтра я могла взять деньги на работе в кассе взаимопомощи. Утром к открытию магазина я уже стояла под дверью, боялась, что шубу перекупят. Я купила шубу, но Лена не проявила к ней никакого интереса, и я не помню, чтобы она ее носила. Не носила она также длинный красивый жакет из цигейки, который я ей купила, не любила мех.
Кроме готовых вещей из магазина мы еще шили Лене платья у Зои Васильевны. Эта портниха жила недалеко от нас, и познакомила меня с ней Евгения Яковлевна, архитектор, она ходила в наш отдел ЦНТБ просматривать новые зарубежные архитектурные журналы. Евгения Яковлевна тоже жила недалеко от нас, и мы с ней вместе ездили на работу и с работы на электричке, рядом была платформа Ленинградская. Так мы с ней подружились. Евгения Яковлевна сказала, что Зоя Васильевна – родственница великой Ламановой, то ли внучка, то ли племянница. Она честно сказала, что если у Ламановой была линия, то про Зою Васильевну этого не скажешь. Тем не менее она Зою Васильевну ценила и шила у нее. Мы стали шить у Зои Васильевны платья для Лены и уже от нее не вылезали, и я для себя сшила у нее пару платьев. Платье для выпускного вечера в школе было причиной моих бессонных ночей. Я купила для него жемчужно-серую ткань с интересной выделкой – она называлась улитка, и сшили для Лены платье, которое мне очень нравилось. Но я не помню, надевала ли она его после выпускного. ( Collapse )
Дорогие френды! Вы верно уже заметили, что о чем бы я ни писала, я пишу о себе. Не Есенин, а Есенин в моей жизни, не поэзия, а поэзия в моей жизни, и, конечно, не война, а война в моей жизни. Как бы ни называлась тема, я пишу не столько о теме, сколько о своих отношениях с ней. И воспоминания составляют значительную часть объема постов, чему бы они ни были посвящены. И здесь также. Я назвала эти посты научно-бесстрастно «Заметки филолога», но это не более чем результат «Ума холодных наблюдений и сердца горестных замет».
В прошлом посте я написала о том, что соседство с «великим, могучим, правдивым и свободным» русским языком, а также с литературой на этом языке, нанесло ущерб украинскому. В Российской империи украинский язык преследовался, а в советское время его пытались развивать и защищать. Все советские служащие на Украине обязаны были знать украинский язык, уметь говорить на нем и писать. Время от времени для них устраивались экзамены по украинскому языку. Об этих экзаменах ходили анекдоты. Например, такой.
Начальник должен сдавать экзамен по украинскому языку, боясь провалиться, взял с собой секретаршу, чтобы она ему подсказывала. Его просят сказать, как по-украински называются 12 месяцев года. Он называет одиннадцать, а название двенадцатого – декабря, вспомнить не может (декабрь называется «грудень»). Начальник смотрит на секретаршу, ждет подсказки, секретарша показывает рукой на грудь и начальник бойко выпаливает «Цыцень!» ( Collapse )
Мой друг Семен живет в Израиле, но продолжает интересоваться тем, что происходит на его родине, и в бывшем Советском Союзе не меньше чем тем, что происходит в Израиле. Так вот, он мне позвонил из Израиля, и сказал, что в интернете очень живо обсуждается принятый на Украине Закон об языке, в соответствии с которым статус государственного языка имеет только украинский язык. Ну, а русский язык вторым государственным языком не является.
Семен вспомнил, что когда-то у меня были посты на эту тему, и сказал, что я должна их вытащить из архива, и поставить это еще раз. Я его послушалась и делаю это. Я считаю, что закон о языке, принятый на Украине, правильный закон. Более того, совершенно необходимый закон, украинский язык надо спасать, он лежит в руинах, его нужно воссоздавать из обломков. А это прекрасный язык, и на нем есть богатая литература — Тарас Шевченко, Панас Мирный, Леся Украинка, Иван Франко, Михаил Коцюбинский, можно долго перечислять поэтов, прозаиков и драматургов – украинских классиков… И богатая советская украинская литература - Павло Тычина, Володимир Сосюра, Микола Бажан, Максим Рыльский, Платон Воронько … Я люблю Леонида Первомайского, и стихи его и прозу. Я думаю, есть много украинских писателей, которых я не знаю. Но даже несмотря на богатую национальную литературу, украинский язык в опасности. Об этом можно судить даже по тому, что говорят противники закона о языке. Этот закон встретили с возмущением не только у нас в России, но, если верить телевидению, им возмущаются и русскоязычные украинцы. Они говорят, что русский язык должен иметь статус государственного, потому что на нем говорит 80 процентов населения Украины. Ну, если это действительно так, то что такое тогда украинский народ, нация? Нация это язык, национальный менталитет закодирован в языке, во всей полноте и со всеми деталями. Тот, для кого родной язык русский, кто думает на русском, тот русский человек, кем бы он себя ни считал. Он может не считать себя русским, он может ненавидеть русских, но делать это он будет по-русски. Выходит, что украинцы составляют всего 20 процентов населения страны. Ради этих 20 процентов Украине не стоило отделяться от России. Нация — это язык, и если украинцы хотят считать себя нацией, им нужно восстанавливать и развивать свой язык. И делать это лучше всего в условиях, когда украинский язык - единственный государственный. Принятый на Украине закон о языке жесткий, непопулярный, и для многих неудобный, на данном этапе развития совершенно необходим.
* * *
Дорогие френды, я осталась совсем одна, мои помощники кто уехал в отпуск в дальние страны, кто заболел, так что ничего нового я написать не могу. Поэтому я нашла в архиве и ставлю текст более чем месячной давности.
Дорогие мои! Помощники приходят редко, и мне трудно поддерживать периодичность нашего ЖЖ - 2 раза в неделю, поэтому я и решила затыкать дырки старыми постами из архива, которые в свое время не пошли, потому что надо было поставить что-то более актуальное. Я решила дать их сейчас, не пропадать же напечатанному материалу, печатание нам дается с таким трудом.
А теперь я немножко поотвечаю на комментарии. Не в хронологическом порядке, а на те, которые запомнила, когда мне их читали. На остальные я тоже отвечу, когда будет такая возможность.
В комментариях мне писали, что можно зарабатывать с помощью блога. Мне действительно предлагали за деньги разместить в блоге рекламу, но я отказалась. Как я могу рекламировать то, чего не знаю! Я, между прочим, рекламировала Петькины изделия, и реклама была эффективной. Маша, жена Пети - талантливый дизайнер, и она по своим оригинальным проектам изготавливала оригинальные шерстяные вещи для детей - красивые забавные кофточки, шапочки, шарфики с животными мотивами. Там был, например, шарфик в виде длинного зайца с головкой, ушками, лапками, хвостиком и т. п. Петька мне принес целый мешок всего этого просто показать, похвастаться. Мне вещи очень понравились, к тому же я знала, что все это из чистой натуральной шерсти, и я написала о них в своем блоге, рекомендовала и призывала покупать. Когда Петя и Маша торговали на Красной площади, - одно время там по воскресеньям устраивали торговые ряды, -то к ним подходили и говорили: «Это, наверное, про вас Энгелина Борисовна писала!» Вроде бы у меня немного читателей среди москвичей, но все же нашлись покупатели. ( Collapse )
Дорогие мои, я вас поздравляю с русским студенческим праздником, Татьяниным днём. 25 января 1755 году был основан Московский университет. Первый в нашей стране. И эта дата стала студенческим праздником. До революции русские студенты праздновали его весело, бурно и буйно. Это была самая весёлая ночь в году. Мы с вами в нашем ЖЖ должны были бы отмечать этот день ежегодно, потому что все мы, до одного, бывшие студенты. А мы с вами не отмечаем этот день, и это неправильно. Давайте хоть сегодня отпразднуем… А вот как, я что-то не придумаю… А давайте мы с вами просто споём студенческие песни. Gaudeamus igitur Juvenes dum sumus мы с вами петь не будем, потому что это не русская студенческая песня, а международная. Хотя и русские студенты начинали праздник с того, что ревели Gaudeamus дикими голосами. А мы с вами споём наши студенческие песни. Сначала ту, которую пели мы в моё студенческое время. Как у всякой народной песни, у неё есть много вариантов, но мы споём наш вариант, то, что пели студенты МГУ, когда я там училась.
С первой же минуты Бог создал институты, И Адам студентом первым был. Адам был парень смелый, ухаживал за Евой, И бог его стипендии лишил.
От Евы и Адама пошёл народ упрямый, Пошёл неунывающий народ. Студент бывает весел от сессии до сессии, А сессии всего два раза в год.
Что за предрассудки – есть три раза в сутки И иметь кровать, где ночевать. Мы без предрассудков едим один раз в сутки, А на остальное наплевать. ( Collapse )
День рождения был 9-го, но никто не пришёл, печатать было некому, и поэтому мы отмечаем юбилей только сегодня. В моём детстве и раннем отрочестве главным русским писателем для меня был не Толстой, а Тургенев. Я читала книги, что стояли на стеллаже, на тех полках, до которых я доставала. Толстой там не стоял, а Тургенев стоял - большущий однотомник, в котором было почти полное собрание сочинений. Я его читала и перечитывала и целые страницы тургеневской прозы знала наизусть. Я пошла в школу в 10 лет, сразу в 3-й класс, а до десяти лет я сидела дома и читала книжки. Друзей и подруг у меня не было, я не любила детское общество, избегала его, оно меня даже как-то пугало. Родителей я почти не видела, они были люди очень занятые, и я сидела одна дома и читала книги почти 24 часа в сутки. Я читала за едой, читала в туалете, ночью потихоньку зажигала в детской свет и читала. Моими друзьями и собеседниками были писатели, и Тургенев среди прозаиков занимал первое место.
Мне не нравилось, когда произведение заканчивалось плохо, и я сочиняла свой хороший конец. Так, у меня мой любимец Базаров не умер. Его вылечила падчерица Одинцовой. В романе этой падчерицы нет, но я её придумала. Известно, что покойный муж Анны Сергеевны был намного её старше, так вот, у меня Анна Сергеевна была его второй женой, а от первой жены у него была дочь. Эта дочь уехала в Париж, там закончила Сорбонну и стала врачом, к тому же она была любимой ученицей Пастера. А Пастер, это тоже я придумала, изобрёл некий препарат от заражения крови, вроде того препарата, что он придумал от бешенства, и, если вы помните, мужики из России ездили к нему лечиться. Этот препарат, прообраз современных антибиотиков, правда, тогда и антибиотиков ещё не было, испытали во Франции, а потом падчерица Одинцовой привезла его в Россию, чтобы испытать его на родине. Здесь она узнала, что болен друг Анны Сергеевны Базаров, и приехала к нему. Она объяснила ему всё про препарат, сказала, что он только проходит испытания, что его никогда не испытывали на пациентах, болезнь которых зашла так далеко, но пусть Евгений Васильевич подумает, если он решится, то они могут попробовать. Но большого времени на раздумья нет, болезнь быстро прогрессирует. Базаров сказал, что он и думать не станет, препарат испытать нужно, отрицательный результат - это тоже результат. И вот этим придуманным мною пастеровским препаратом Базарова вылечили. Я могла бы сочинить дальше, что эта девушка, ученица Пастера, и Базаров полюбили друг друга, но я этого почему-то не сочинила. Мне было важно только, чтобы Базаров не умер, а этой девушке я даже имени не придумала.
Когда я в 10 лет пошла в школу, и меня первый раз вызвали к доске, и я стала отвечать, класс почему-то начал смеяться. Учительница сказала: «Вы напрасно смеётесь, Березина говорит на очень хорошем русском языке, на тургеневском языке». После этого в школе про меня так и говорили: «Березина – это которая говорит на тургеневском языке?» На этом языке я говорила долго. На современный язык я стала переходить во время войны и постепенно перешла. Но и теперь, когда я очень волнуюсь или злюсь, в состоянии аффекта я перехожу на свой родной тургеневский язык. Ругаюсь я не на матерном языке, а на тургеневском, что производит комический эффект. ( Collapse )
Я люблю пьесу Горького «Чудаки». Московский Художественный Театр счёл её неудачной и даже не принял к постановке. Даже не попытались работать с автором, объяснить, что в пьесе не так, что нужно изменить, исправить, чтобы пьеса стала пригодной для сцены МХТ. А ведь Горький их драматург. Он начал писать пьесы с подачи Станиславского, с «Мещанами» и «На дне» связаны два триумфа театра, и вообще своим успехом театр обязан пьесам Горького, может быть, больше, чем пьесам Чехова. Мне «Чудаки» нравятся, и это единственное произведение, где прототипом одного из героев является сам Горький. Можно спорить о том, насколько Печорин - это сам Лермонтов, и насколько Онегин – это сам Пушкин, но никому и в голову не придёт увидеть в горьковских купцах, или в горьковских революционерах, или даже в босяках самого Горького. У Горького есть автобиографические повести, написанные от первого лица, и в них он рассказывает о себе, но даже в них он больше внимания уделяет описанию других людей и обстоятельств жизни, чем собственным переживаниям. Горький – человек закрытый, и только в «Чудаках» Мастаков – это сам Горький. И нужно сказать, что Горький беспощаден к этому персонажу. ( Collapse )
Сегодня, 19 апреля, утром не стало моей однокурсницы Эммы Гросман. Нас было трое - Олег Л., Эмма и я. 15 января не стало Олега, а сегодня ушла Эмма. Мы с Олегом были ровесники, оба родились в мае 1925 года, а Эмма была на три с лишним года моложе нас. Она родилась 7 сентября 1928 года и ушла, не дожив до 90 лет четыре с небольшим месяца. Я осталась совсем одна. Мне больше некому сказать: «А помнишь?..» Эмма помнила и знала все, что знаю и помню я, а теперь я одна это помню. Когда меня не станет, этого уже никто не будет помнить, и наше время окончательно уйдет... Уйдет в историю. Я осталась одна в чужой стране. Ни одного знакомого лица, ну совсем ни одного. Правда, у меня есть знакомые и даже друзья, и близкие друзья. И их несколько... Но это уже люди из моей новой, из второй жизни, которая началась после того, как не стало Игоря Тареева. А из моей первой, основной, главной жизни, в которой мы жили с Игорем, уже не осталось никого.
Мне хочется написать об Эмме в этот день, я сейчас все равно ни о чем другом думать не могу. Но я расстроена и в растерянности и боюсь, что у меня не получится написать ничего внятного. Мне об Эмме писать трудно. Мы с ней были разные люди, не просто разные, а противоположные. Она была человек светский, а я богемный, она была человек буржуазный, а я антибуржуазный. Для неё была важна внешняя сторона жизни, материальное благополучие, приличия, а для меня это совсем не важно. К её светскости и буржуазности мы с Игорем относились несколько иронически, и я боюсь, что эта ирония как-то прорвется в сегодняшний текст, а она сегодня неуместна. Тем более, что несмотря на особенности Эммы, о которых я сейчас сказала, она была хорошим человеком, и мы с Игорем к ней хорошо относились и ценили её. Я-то не светский человек и впустила её в душу и в сердце, и за всю жизнь Эмма не сделала ничего такого, что как-нибудь задело бы эти мои чувства, изменило бы их. Словом, я напишу, как получится, вы у меня умные, проницательные, все поймете. ( Collapse )
Я в прошлом посте написала о своих курсовой и дипломной работах по Горькому. Но я сделала ещё одну курсовую работу по Горькому для Веры, с которой я работала во Всесоюзной книжной палате и дружила. Вера училась в Библиотечном институте на вечернем отделении. Каждый день работа, каждый вечер институт, Вера систематически не высыпалась, и на курсовую работу у неё не было ни времени, ни сил. Я уже не помню, Вера ли попросила меня помочь или я сама ей предложила помощь, но я за эту работу взялась.
Историю с этой курсовой работой я описала в посте «Курсовая работа» в нашем ЖЖ. Для тех, кто не читал, повторю коротко. Накануне того дня мы поссорились с мужем. Ссорились мы редко, но если уж ссорились, то это были прямо-таки глобальные катастрофы. Инициатором ссоры всегда была я, а причина могла быть самая незначительная. Мы поссорились, я прогнала Игоря, он уехал к своей маме, а я утром пошла на работу в полном отчаянии. На работе я о ссоре немножко забыла, составление библиографических описаний, чем я занималась, требует пристального внимания, и на эту работу есть норма. Но когда я шла домой, отчаяние накрыло меня волной. ( Collapse )
